Военная тайна
26 октября исполнилось 75 лет со дня героической гибели Аркадия Гайдара, чья писательская и журналистская деятельность начиналась в пермской «Звезде»
Так и не остыв от Гражданской войны, он трудно вписывался в мирную жизнь. Носил гимнастёрку, брюки-галифе, сапоги, папаху-кубанку, полевую сумку. Его самые, казалось бы, мирные сюжеты – те же «звездинские» фельетоны — полнятся боевой лексикой, этакой бойцовской удалью. Понимал: решающая схватка с врагом неминуема. Осознавал, откуда будет нанесён главный удар.
Вот строки, относящиеся к 1929 году: «Мы не знаем, когда вражеские батареи откроют огонь на нашей западной границе, но мы точно знаем, что этот день придёт».
Выступая 25 января 1941 года на совещании в ЦК ВЛКСМ по проблемам военно-патриотического воспитания подрастающего поколения, подчеркнул: «Мы должны приучить ребят к … серьёзным испытаниям… Ведь наступит день, когда ребёнок вырастет, и ему, возможно, придётся воевать и защищать своё социалистическое Отечество и… нужно, чтоб он знал заранее, что это обязательное для него дело не только интересное, но и трудное». То есть не на шапкозакидательство настраивал.
Спросили как-то его на встрече-дискуссии педагогических работников: «Аркадий Петрович, как воспитывать у ребят ненависть к врагам? Ведь это непросто». И в ответ: «А зачем воспитывать ненависть? Воспитывайте любовь к Родине. И тогда, если кто-нибудь посягнёт на неё, родится у человека великая и праведная ненависть».
Остро завидовал коллегам, «понюхавшим пороху» на КВЖД, у Хасана и Халхин-Гола, рвался на Испанскую и «незнаменитую» Финскую войны. Пытался записаться в аэроклуб, чтобы пройти лётную и парашютную подготовку. Отказали по здоровью – сказывались последствия контузий, ранений, «букет» болезней.
Запись в гайдаровском дневнике 31 декабря 1940 года: «Меня снова берут на военный учёт… На земле тревожно, но в новый год я вступаю твёрдым, не растерявшимся».
С первых дней Великой Отечественной стал рваться на фронт. Сохранилось, адресованное военному ведомству ходатайство Союза писателей СССР:
«Тов. Гайдар (Голиков) Аркадий Петрович — орденоносец, талантливый писатель, участник гражданской войны, бывший командир полка, освобождённый от военного учета по болезни, в настоящее время чувствует себя вполне здоровым и хочет быть использованным в действующей армии. Партбюро и оборонная комиссия Союза поддерживает просьбу т. Гайдара о направлении его… на переосвидетельствование».
Увы, вердикт медиков повторился: негоден.
Потерпи он месяца два, вступил бы в ополчение. Туда-то уж почти без разбору брали. Но упёрся: «Мне мало быть рядовым. Я могу быть командиром».
А сводки одна другой тревожней; разве хватит терпения… Посодействовала «Комсомольская правда». Выдала командировочное удостоверение: «…Направляется на Юго-Западный фронт в качестве военного корреспондента… согласно разрешению Генерального штаба Красной Армии…». Ссылка на Генштаб — скорее всего – для весомости.
Гайдар почти безвыездно находился на передовой. Ходил и в атаку, и в разведку, выносил раненых. Отговаривающим от этого заявил, как отрезал: «Я могу писать только о том, что сам видел».
Любя жизнь, он отвергал выживание, как нечто достигаемое любой ценой: «Трус чаще гибнет, чем рисковый человек. Трус… действует в момент опасности глупо даже в смысле спасения собственной своей шкуры».
Писал мало. Опубликовал и того меньше – что называется зарисовки с натуры; к примеру, такая:
«Грубые, скрепленные железными скобами брёвна потолочного наката вздрагивают. Через щели на плечи, за воротник сыплется сухая земля. Телефонист поспешно накрывает каской миску с гречневой кашей, не переставая громко кричать: «Правей, ноль двадцать пятью снарядами!» Кто-то из коллег усомнился: «Ну, при чём здесь каша? Разве об этом сейчас нужно писать? Гайдар парировал: «Почему же не об этом? Если прикрыл миску, значит, верит, что живым останется и после боя доест. Бравый солдат!».
Настоящий гимн боевому товариществу — очерк о раненых, ожидающих переправы. Рассеивая тревогу одного из них, ему говорят:
«Милый друг – это спасая тебя, бьют до последней минуты, прижимая врага к земле, полуоглохшие минометчики. Слышишь? Это, обеспечивая тебе переправу, … открыли свой могучий заградительный огонь батареи… Резерва Главного Командования. Мы перейдём реку… Ты будешь здоров, и ты ещё увидишь гибель врага,… станешь свидетелем славы своего народа и своей славы».
Судя по всему, Гайдар вынашивал замысел большой книги: собирал материалы, записывал, а больше запоминал.
…Ещё чуть-чуть и танковые «клещи» Гудериана и фон Клейста сомкнутся. Гайдару представилась возможность вырваться из ловушки. Отказался наотрез. То ездя на попутках, то шагая в колоннах измотанных непрестанными боями частей, с лихвой хлебнул горечь отступления.
Сохранилось свидетельство о таком инциденте. На грузовике набитом мебелью, сундуками, чемоданами, драпал некий начальник. «Командир полка Гайдар» — представился писатель, ссадил шкурника, приказал сбросить его барахло, посадить в машину женщин и детей.
Вместе с полковником ВВС Александром Орловым Гайдар, как мог, приводил в чувство растерянных окруженцев, настраивал их на продолжение сопротивления.
Орлов впоследствии вспоминал:
«Аркадий Петрович стал моим деятельным помощником. Он уходил в дозоры. Охотился за переодетыми немецкими лазутчиками. Следил за тем, чтобы костры разводили только днём. Собрал два или три пулемёта, отыскал несколько ящиков с патронами. Набил все пулеметные ленты, сколько их нашлось. Принёс откуда-то миномёт, а к нему — несколько комплектов мин. Он почти меня не спрашивал. Делал всё сам, начиная с планировки щелей, которые рылись по его указанию (лес бомбили по несколько раз в день), кончая разделкой конских туш (конина, часто без хлеба, без соли, сваренная в котелке или зажаренная как шашлык на шомполе, была порой единственной нашей едой). Аркадий Петрович проявил себя отличным разведчиком, ежедневно пробирался в соседние деревни. Вдобавок, он договорился, чтобы лежачих раненых приняли и спрятали на окрестных хуторах».
Когда ещё раз возникла альтернатива – пробираться через линию фронта или остаться партизанить, писатель выбрал второе. Из личного опыта боев на Тамбовщине и в Хакассии ему была досконально известна тактика действий мобильных боевых групп. Он не маялся сомнениями в грядущей победе, его не приводили в отчаяние неудачи начального периода войны. В Гражданскую он навидался и отступлений, и паники, и плохо управляемой партизанщины.
Партизанский отряд, к которому он присоединился, состоял из местных жителей, не испытывавших недостатка в оружии, боеприпасах и харчах, но плохо обученных военному делу, норовящих не столько сражаться, сколько отсиживаться в лесной глуши.
Обратимся к архивному документу:
«Целый ряд отрядов действуют слабо…, часто отсиживаются в лесах или ведут только разведку. Это происходит или по неумению или прямо в результате проявления трусости отдельных руководителей. Такие отряды чаще всего разваливаются и бесславно кончают своё существование».
Требовалось расшевелить людей, дать им несколько практических уроков, привить уверенность в своих силах. С наиболее решительными хлопцами Гайдар совершал вылазки. Изучалась даже возможность нападения на аэродром, где базировались транспортные «юнкерсы» (чтоб как минимум уничтожить несколько самолётов, а то и, угнав один из них, улететь на «Большую землю»). Ходил по-прежнему гимнастерке с орденом. С пулеметом Дегтярёва, а затем более удобным немецким МГ-34.
Писатель вёл дневник боевых действий отряда, делал для себя беглые заметки. Делился с товарищами планами написания книги о партизанском житье-бытье.
Из-за предателя-перебежчика немцы «вычислили» отряд. Пришлось отступать, ведя арьергардные бои. Среди прикрывающих отход, разумеется, был и Гайдар. И среди тех, кто затем «на горбу» перетаскивал боеприпасы, копал новые землянки.
Под утро 26 октября они сделали привал у железной дороги. Пока товарищи отдыхали, Гайдар решил навестить путевого обходчика – узнать сведения о противнике, заодно «разжиться харчами».
Засада. Отступать поздно. Только и успел крикнуть: «Мужики, фрицы!» Хлестнула короткая очередь. Прямо в сердце.
Погиб, как жил: впереди, на линии огня.
А может, тогда погиб другой, а Гайдар лишь притворился убитым, затем уполз?
Жительница села Тулинцы (в нескольких десятках километров от Леплявы, где по официальной версии произошла трагедия) Христина Кузьменко утверждала: поздней осенью 1941 года она укрывала у себя Гайдара и ещё одного партизана. Мол, перезимовав, оба решили пробираться к линии фронта. По пути были схвачены украинскими полицаями, бежали и ещё два дня прятались в лесу возле села, а потом ушли совсем.
Кузьменко приводила характерные детали:
«Аркадий Петрович старался на люди не показываться, помогал мне по хозяйству, чистил снег. О себе почти ничего не рассказывал, только часто вспоминал жену и сына Тиму. Когда я поинтересовалась, что это за имя такое, он пояснил — так переиначил имя Тимур. Долгими зимними вечерами мы любили играть в карты. Прошли десятилетия, я уже и забыла своих постояльцев. А тут взяла книжку, увидела фотографию и сразу узнала одного из них».
Соседка Кузьменко, подтвердив сказанное выше, добавила колоритную деталь: уходя Гайдар попытался изменить свою внешность, отпустил бороду.
Так было или не так, однако тайна эта остаётся нераскрытой; поныне довлеет официальная версия.
Между тем на Гайдара ополчились власти «незалежной Украйны», бандеровские недобитки и их последыши. Ещё в начале 1990-х порушили памятник ему в Киеве. Затем — то же самое в Каневе. 1 августа 2016 года не стало последнего – в Черноморске (бывший Ильичёвск). Неоднократному осквернению подверглась могила.
Произведения Гайдара изымаются из школьных программ и библиотек (увы, в России – имеет место нечто подобное). Память о писателе попала под запрет применительно к топонимике: улицы Гайдара на Украине переименованы.
Примечательно, что одной из участниц кампании беспамятства явилась правнучка писателя Мария Гайдар — советница Одесского губернатора Михаила Саакашвили. Последняя месяц назад обратилась в Главное управление по вопросам миграции МВД РФ с заявлением об отказе от российского гражданства «в связи со вступлением в гражданство Украины и нежелании жить и работать в России».
Для нас же Гайдар был и остаётся героем – «всадником, скачущим впереди». Так не пора ли поставить вопрос о его перезахоронении – в родном Арзамасе?