Памяти Т. П. Ч.

Галина Куличкина, профессор кафедры журналистики и массовых коммуникаций Пермского государственного национального исследовательского университета

До последнего часа, даже будучи больным человеком, Татьяна Петровна Чернова не выпускала из рук записную тетрадь и ручку, спешила написать очередной актуальный материал в газету. Её стаж активной журналистской деятельности — 64 года. Далеко не каждый выдерживает такой творческий марафон. Мне довелось работать с нею почти четверть века.

Я познакомилась с Татьяной Черновой в газете «Вечерняя Пермь» в 1973 году. Кабинеты отдела культуры, где был мой стол, и отдела информации, где у неё был стол, находились рядом, на десятом этаже Дома печати. Когда она выходила из лифта, сразу было слышно, что в редакцию пришла Чернова. Она сходу начинала активно общаться с теми, кто встречался на её пути.

Сидишь, бывало, в своём кабинете и по тону её голоса сразу определяешь, в каком она сегодня настроении. Если с кем-то, здороваясь, она перекидывалась парой шуток, значит, материал хороший принесла и дома всё в порядке. А если находилась не в настроении, то и слово «Привет!» в её устах звучало как «Отстаньте!»

Узнать её настроение было очень важно для тех, кому надо было по работе с ней о чём-то поговорить. Дело в том, что её эмоциональное напряжение всё время держалось, условно говоря, не на 220, а на десяток-другой вольт — с минусом или с плюсом. Женская природа в ней бурлила, как незатихающий вулкан. Такой вулкан, встревоженный своими внутренними толчками, мог вдруг извергнуть огнедыщащую лаву.

Помню мужские крики, разносившиеся на два этажа после бесед с Татьяной Петровной. Это кричали коллеги, ответственные за редактуру полос. Когда им было что-то непонятно в текстах, или информация вносила, по их мнению, какой-то идеологический «кавардак», они вызывали нас к себе в кабинет для выяснения возникших у них вопросов. Поскольку Татьяна Петровна всегда отстаивала своё право писать так, как она считает нужным, рождались истеричные мужские крики. На них она отвечала громким хлопаньем дверьми: терпеть не могла, когда кричат на женщину.

Потом Татьяна Петровна с улыбкой вспоминала о давних словесных баталиях, а они происходили не только в «Вечёрке», но и на телевидении, где она до того работала. Кстати, там отношения с Черновой-сценаристом выясняла женщина-режиссёр, тоже темпераментная и с чувством собственного достоинства. Та могла швырнуть сценарий на стол со словами: «Я ваши фолианты читать не буду! Это невозможно снимать!» Но — снимали.

По её сценариям создано пять документальных фильмов, в том числе «Танцует Надя Павлова» (1974 год, режиссёр Владимир Баранов) и «В двух шагах от театра» (1989 год, режиссёр Константин Березовский) о Пермском хореографическом училище.

«Конечно, в чём-то они были правы, — вспоминала Татьяна Петровна, — например, призывы заместителя редактора Евгения Григорьевича Шадрина к точности в краеведческих материалах, его придирки к запятым. Сценарии тоже переписывались. Кстати, на пермском телевидении я проработала с 1958 по 1968 год. Телевидение для всех тогда было новым видом журналистской деятельности. Там я начинала в редакции новостей, потом в художественной редакции, мы создали новый жанр — телегазету, за неё получили диплом на Всероссийском конкурсе телевизионных программ. Организовали молодёжную телестудию «Юность». Там я начала писать сценарии к фильмам. А в 1969 году меня пригласили в новую газету — «Вечернюю Пермь».

Главный редактор «Вечёрки» знал, как утихомирить страсти в коллективе и пустить их на благо газеты. Его звали Сергей Григорьевич Мухин. Бывший фронтовик. профессиональный журналист, умеющий так сочинять, чтобы текст не утомлял, смыслы в нём не назойливо были «расставлены» и фактологическая информация не выглядела бы сухой. Его авторитет никто в редакции не оспаривал. Тем более что говорил он с нами по обыкновению спокойно, с отеческим отношением к каждому литературному работнику.

Мне думается, что именно такое отеческое отношение к нам и обезоруживало Татьяну Петровну. Тогда я ещё не знала, что она рано лишилась отца.

«…Отец долго болел. В те годы милиарный туберкулез практически не лечили. Как номенклатурному партийному работнику ему выдавали паек, в котором была плитка шоколада. Каждое утро он появлялся в моей комнате и задавал один и тот же вопрос: «А сладкого чёрного хлеба не хотите ли?» Это такая у нас была игра».

[Из книги Т. Черновой «Такая маленькая жизнь». — Пермь, 2012]

Детская игра в сладкий чёрный хлеб… Любовь родителей, которая даёт нам силы для взрослой жизни. И определяет наш менталитет. Трудно сказать, когда именно отцовская самоотверженная любовь к дочери «перетекла» в её душу, подсознание, определила как норму поведения её постоянно заботливое отношение к тем, кому нужна помощь.

Многие годы Татьяна Петровна работала в профкоме «Вечёрки». Была и заведующей детским сектором, и председателем профкома, выслушала много просьб и жалоб, выбивала путевки в санаторий, консультацию врача-специалиста. Не раз она приходила к редактору с «просьбами трудящихся», и они вместе думали, как и чем помочь человеку.

Под её руководством многие годы проходили в Доме журналиста незабываемые новогодние театрализованные праздники для детей всех пермских редакций, и она там вместе с «детсадовским и школьным возрастом» вдохновенно пела, танцевала, сопровождала своей ликующей импровизацией выдачу детям-победителям творческих конкурсов призов и памятных подарков.

Она организовывала срочную медицинскую помощь серьёзно заболевшим, гуманитарную помощь для ветеранов редакции газеты, которые в годы перестройки испытывали дефицит необходимых продуктов.

Я упомянула так называемую общественную ниву. Но Татьяна Петровна, в первую очередь, это делала в журналистике. Одной из первых она начала вести в «Вечерней Перми» рубрику «Память». Так получилось, что эта рубрика, выражаясь языком журналистов, стала её постоянным тематическим заданием на протяжении более четверти века.

Одной из первых она создала краеведческие тексты о матросе Хохрякове, о фронтовике-дирижёре военного оркестра Пермского гарнизона Владимире Лицмане, о Герое Советского Союза Василии Астафьеве, о жертве сталинских репрессий, балерине из Мариинки Екатерины Гейденрейх, ставшей первым директором Пермского хореографического училища.

Она первой среди журналистов «Вечёрки» написала Памятное слово о преждевременно ушедшем первом редакторе С. Г. Мухине, который собрал команду талантливых журналистов и вместе с ними сделал городскую вечернюю газету любимицей пермяков.

В годы перестройки она упорно приносила в редакцию к дню рождения С. П. Дягилева очередной о нём материал, и на стоны руководства о том, что «про Дягилева мы сто раз писали, и он всем надоел», она находила какие-то убедительные слова, и текст появлялся на страницах газеты. Когда же в Перми стали системно проводить Дягилевские чтения, а потом и Дягилевские сезоны, начали ими гордиться как брендом Пермского края, никто больше не говорил, что Чернова «пишет об одном и том же», наоборот, сами подключались к «освещению» этого имени. И даже затерли его.

В 2000-е годы она вдруг возвращается к теме ветеранов Великой Отечественной войны. Казалось бы, что можно сказать нового по теме, «петой и перепетой»? Но Татьяна Петровна была верна себе: она считала, что выросли новые поколения, и об этом им надо знать. Она нашла новый поворот в старой теме по принципу «времена не выбирают, в них живут и умирают». Она сопрягала личную интонацию воспоминаний, писем с фронта героев её материалов с датами исторических событий. Исподволь в её материалах обнажался высокий внутренний мир героев фронта и тыла.

К переломным 1990-м годам Т. П. Чернова пришла сложившимся мастером тележурналистики и кино, опытным журналистом печатной прессы. В её архиве — диплом лауреата за телевизионную газету Комитета по телевидению и радиовещанию СССР (1960г.). Она дважды лауреат областной премии Гайдара (1978 г. и 1990 г.), ей присвоено звание «Заслуженный работник культуры Российской Федерации» (1989 год). Рубрика «Память» Т. П. Черновой — в копилке её самых добрых творческих дел.

Скептики могут сказать, что вести ту или иную рубрику ей способствовали личный жизненный опыт, личные интересы, например, к балету, востребованность её информации временем. Но они будут правы лишь отчасти.

Что ей помогало оставаться верной историко-культурной тематике в постсоветское время, когда вся страна жила в ситуации «шоковой терапии» от политических и экономических реформ? Возьмём 1985-1995 годы… Период «разброда и шатаний» в журналистике, которая «одной ногой» запиналась за партийные образцы идей и поведения, а другой устремлялась к свободе слова с желтизной, матом и стёбом, рука тянулась к запрещенным ранее Библии, философии Инь-Ян, теориям частной собственности…

Культурная тематика тогда свободно и почти ежедневно появлялась в «Вечерней Перми». Но не она была главной для руководства газеты. Реклама и заказные материалы — вот что позволяло редактору вовремя выплачивать зарплату сотрудникам. Соответственно, это и ставилось на полосе так, чтобы было заметно каждому читателю. За явную и скрытую рекламу (тогда ещё не было менеджеров по рекламе и пиарщиков) журналистам доплачивали отдельно. И люди нормально зарабатывали. Но «заказуха» всё больше и больше теснила со страниц газет некоммерческую информацию.

Известный ученый С. Г. Корконосенко в своих научных исследованиях на материале ленинградской прессы констатировал, что в первой половине 1990-х годов «социальная журналистика умерла». Работать на ниве культуры в те годы было абсолютно невыгодно. Даже в национальной газете «Культура» корреспондентам платили мизерные гонорары. Но мы, правда, всё равно туда писали.

В 1990-е годы Т. П. Чернова добровольно перешла из отдела информации в отдел культуры. Почему? Можно сослаться на ряд конкретных обстоятельств. Но, в конечном счёте, всё очень просто: если миром правят Власть, Деньги и Любовь, то она всегда голосовала за Любовь. В данном случае, как это ни банально звучит, за любовь к культуре и к читателю.

Зимой 1995 года по итогам предыдущего года мы с ней получаем звание лауреатов Пермского областного журналистского конкурса «Золотой абзац» за наш совместный проект «Арт-кафе на 9-м этаже» в газете «Вечерняя Пермь». Здесь стоит сказать пару слов, что это такое.

«Девятый этаж» — место редактората, а точнее редакторский кабинет, в котором мы с Т. П. Черновой устраивали встречи для журналистского коллектива с интересными деятелями культуры. Вот такое арт-кафе. Там у нас побывали как авторитетные, так и начинающие мастера, в том числе лауреат премии «Золотая маска», солист пермской оперы Анзор Шомахия, тогда ещё молодые кинорежиссёр Павел Печёнкин, хореограф Евгений Панфилов, руководитель квартета «Каравай» Олег Згогурин, семья художника Николая Зарубина с его женой — художницей Людмилой Зарубиной, с тёщей — художницей Зинаидой Крыловой, сыном — начинающим художником Дмитрием Земляниным. Потом мы с Татьяной Петровной по очереди «ваяли» по итогам встреч свои «полотна». «Полотнами» я называю интервью и зарисовки в 300 и более строк, потому, что под «Арт-кафе» отводилась целая страница формата А2. Большая часть газетной страницы отдавалась «куску» про мастера, плюс небольшая корреспонденция по проблемам культуры (обсуждалась, например, практика аренды учреждений искусства для свадеб и прочих торжеств частных лиц), событийная «мелочевка».

Мы не случайно приводили деятелей искусства в редакцию на всеобщую «летучку». Историческое время всё ещё оставалось мутным. В обществе появились новые русские в красных пиджаках; «авторитетные бизнесмены», сумевшие легализовать свой криминальный капитал; банкиры из выпускников экономического факультета ПГУ; солидные владельцы бизнеса и недвижимости из бывших комсомольцев. На таком «инновационном» социальном фоне творческая интеллигенция с её доходами для некоторых выглядела серой мышью из устаревшего прошлого.

Мы однажды дали в «Вечерке» заметку под заголовком «Заслуженная домработница России» — об актрисе пермского театра, которая в свободное от основной работы время из-за мизерного оклада нанялась мыть полы в квартире новоявленных богачей. У Печёнкина в фильме «Картины из жизни провинциального комика» актер «халтурит» маляром, сантехником и прочее.

Обсуждая, что будем ставить в своем «кафе», мы с Татьяной Петровной решили крупным планом показывать пермские таланты, чье творчество имеет не только местный, но и международный масштаб. Чтобы хоть как-то морально поддержать, приподнять, так сказать, социальную значимость их деятельности. Возможно, это трудно назвать «нашим чёрным сладким хлебом» для них, но что-то в этом роде, несомненно, присутствовало.

Встречи с мастерами культуры в редакторском кабинете помогали нам заручиться поддержкой своего журналистского сообщества, заранее прощупать будущую читательскую аудиторию. В условиях гласности требовалось писать ясным, понятным языком и занимательно. Татьяна Петровна на этих страницах, в числе других, опубликовала интервью с народной артисткой России Лидией Владимировной Мосоловой (это был последний в жизни актрисы крупный материал о ней в пермской печати); писательницей Ириной Христолюбовой, чьи детские произведения были изданы в Японии (о ней редко писали); художницей Маргаритой Тарасовой, автором гербов Перми и Пермского края, замечательным пейзажистом и книжным графиком.

Умела она и подшутить над богатыми, депутатами и высшими чиновниками. Тогда все осваивали жанры светской хроники (какое кафе без сплетен?), и мы свою руку приложили. Эту «мелочёвку» мы иногда сочиняли вместе, у Черновой был острый язык, она с лету придумывала образные фразы. Свобода самовыражения кружила голову, но мы старались, чтобы не было пошлостей.

Творческая работа «Арт-кафе на девятом» не пропала даром. Вскоре нашлись единомышленники в комитете по культуре администрации Перми, а потом и в администрации Пермского края, и на основе социального заказа и специальных конкурсов чиновники стали поддерживать пермские таланты. Те, в свою очередь, подавая заявки на гранты и премии, прилагали к ним публикации из «Вечёрки». Так родилась традиция присуждения премий за достижения в сфере культуры и искусства Перми, Пермского края.

После победы на «Золотом абзаце», в 1996 году Татьяна Петровна становится лауреатом Всероссийского конкурса региональных журналистов в газете «Культура» — за серию очерков о пермских деятелях культуры и искусства. В папку для московского конкурса частично вошли её публикации из «Арт-кафе…». Её победа в Москве означала, что пермская журналистка двигалась в одном направлении со всеми «культурными» журналистами страны, у всех нас были одни и те же приоритеты, одни ценности.

В 2005 году газета «Вечерняя Пермь» доживает последние дни как периодическое массовое общественно-политическое издание (почему — это отдельная тема для разговора). Т. П. Чернова в этом году, как она пишет в биографической справке, «уходит на заслуженный отдых» и… становится лауреатом национального журнала «Балет» в номинации «Душа танца»! К тому времени из репортера, который знакомил читателей с яркими звездами, выпускниками хореографического училища, премьерными спектаклями, она выросла в настоящего знатока балета, тонкого ценителя этого сложного вида искусства.

В 2006 году Татьяна Чернова получает престижную премию Пермского края в сфере культуры и искусства за книгу «Рождение лебедя». По-своему уникальное произведение про пермский балет, созданное благодаря накопленным впечатлениям, знаниям и личному журналистскому архиву, возникшему на основе публикаций в «Вечерней Перми».

Напомню читателям XXI века: газета «Вечерняя Пермь» выпускалась пять раз в неделю форматом А2 (сегодня нет ни одной такой большой по объёму информации ежедневной газеты). Татьяна Петровна сдавала тексты в номер ежедневно на первую и четвертую полосы. Причём, надо знать, что попасть на полосу было не просто. На утренней планёрке у редактора заведующие отделами «сражались» за место на полосе для своих журналистов. В конечном счёте, выигрывали те, кто подготовил актуальные и значимые для широкого читателя материалы. Литературное мастерство публикаций обсуждалось на еженедельных редакционных «летучках». Лучшие материалы вывешивались в коридоре на всеобщее обозрение. Были там и её материалы. В её текстах за более чем полувековую профессиональную деятельность запечатлены сотни и сотни пермяков, сотни событий из разных сфер городской жизни.

Она в журналистике оказалась и спринтером, и стайером. Таких в пермских газетах немного. Но что важнее этой способности вечного неустанного бега за новостями? Многие журналисты, пока «бегают» за новостями, а сегодня и за деньгами, исписываются, теряют лицо, авторитет. Суета съедает личность. Она же сумела себя сохранить.

Когда «вулкан засыпал», Татьяна Петровна оказывалась очаровательной интеллигентной дамой. Она прекрасно одевалась, следила за модой, регулярно меняла наряды. Это был отдельный театр — линия кроя, броши, рюши, вставки, аппликации в её нарядах… По редакции в её лице шла сама Женственность. В такие минуты мне, недавно пришедшей в редакцию школьной учительнице, очень хотелось быть похожей на неё.

Но в партийной газете была и другая реакция на её наряды. «Как это журналист ходит в платье из кусочков?!» — говорили сторонники унифицированного стиля. Да, у представителей официального взгляда было своё мнение о том, как журналисткам надо одеваться. Меня, например, при приёме в редакцию сразу предупредили, что в горком КПСС в брюках не ходят. А Татьяну Петровну спас от критики «платья в кусочках» Савватий Гинц, патриарх пермской советской журналистики, который ещё с Гайдаром в «Звезде» работал. Он сказал, как вспоминает Татьяна Петровна, примерно следующее: «Мы мало пишем о моде, мало понимаем в ней, поэтому и спорим. Давайте откроем рубрику, будем просвещать людей, и поручим Татьяне Петровне это дело». С легкой руки Гинца она начала осваивать модную тематику в газете.

В отделе информации все курили. Во второй половине дня мужчины, сдав материалы в номер, позволяли себе «принять немного на грудь». Потом обязательно обсуждался номер на завтра. Как сейчас, вижу групповой портрет отдела информации после обеда. Дверь у них была нараспашку. А мы из отдела культуры проходили мимо них в машинописное бюро, сдавали туда рукописи.

Вот Татьяна Петровна сидит за рабочим столом, откинувшись на спинку кресла, она никуда не торопится, перемежает свою речь ярким словцом или сыплет стихами. Очень выразительно смотрится в её руках длинная тонкая белая сигарета.

Чуть поодаль за столом — Валентина Ивановна Бреусенко, и тоже в клубах дыма. Позже я с удивлением узнала, что у неё слабые легкие.

Обозреватель по спорту Артур Ильич Ахлюстин жует темно-жёлтую сигару отечественного производства. Дым от неё ужасно воняет. Да и сама она по-русски крепка. Поэтому Артур Ильич делает иногда перерывы, во время которых откладывает недокуренную сигару и прикуривает сигарету «Прима».

Завотделом Борис Матвеевич Львов, автор и организатор еженедельных полос «НИИ юмора и сатиры», полулёжа в кресле, наслаждается послеобеденным покоем. Если приходит поэт Владимир Радкевич со своими сатирами на партийные «верхи» и собратьев-творцов, наступает праздник. «Без Рифката Багаутдинова/ Нет монумента ни единого/Но вот на Родину, на мать/ Заказ он не сумел поймать./Теперь с него снимает пенки/Резец разбойный Якубенки» — читает текст хрипловатым голосом и смотрит одним глазом в рукопись, а другим куда-то в сторону этот обыкновенного вида, но с необыкновенными стихами поэт. Все хохочут, а он предлагает послушать следующий шедевр про самых грозных для края фигур — секретаря обкома КПСС Бориса Всеволодовича Коноплёва и его секретарей-заместителей. Не помню всё стихотворение, только концовку: «…Но Пермь из состоянья дикого/Не выведет ни он, ни Быкова».

Однажды два весельчака и курильщика — Радкевич и Ахлюстин, засидевшись допоздна за шахматами, чуть не спалили всю «Вечёрку». Окурок в корзину для бумаг, говорят, бросил Радкевич. Но попало Ахлюстину.

В клубах дыма, вольных разговоров и вольного поведения отдельных лиц мне, новичку редакции, виделся сплошной декаданс. Я не понимала, как Женщина может тут находиться. Может, это привычки профессиональной среды? Может, этакая бравада, вызов советско-партийным установкам на приличное поведение? А может, просто внутренняя свобода и самостояние, которые мы получаем из университетской юности?

Спустя годы я узнала, что именно в университете она впервые услышала и полюбила стихи Серебряного века, которые лектор А. Н. Руденко читала сверх программы. Там же Татьяна Петровна занималась баскетболом и ходила в драматический кружок. Училась она на одном курсе с такими своевольными студентами, как Лев Давыдычев, Алексей Домнин, Владимир Радкевич. Их имена спустя время вошли в историю Прикамья.

В конце 1990-х наш общий хороший приятель Саша Володеев, актёр и поэт (ныне покойный, мир праху его), с простодушным удивлением говорил мне о том, что Татьяна Петровна вызывает в нем одновременно взаимоисключающие чувства — рыцарского преклонения и греховной страсти. Я, к тому времени журналист со стажем, ответила, что это очень хорошо для профессии: она ещё не сказала ни одного слова, а у вас уже есть потребность в коммуникации с ней. Такой журналист быстрей и легче добывает нужную информацию из разных источников.

Действительно, Татьяна Петровна как журналист была многолика. Не случайно у неё было много литературных псевдонимов. Например, Татьяна Ларина — для романтической информации и для новостей из общепита. Был в этом особый юмор, который отмечал наш кино- и театральный обозреватель Владимир Воловинский. Он говорил: «При брежневском застое романтика на страницах городской газеты естественно присутствует в новостях о кафе и ресторанах».

Была Татьяна Чивилева (фамилия материнская) — для «информашек» на медицинскую тематику.

Подпись «Т.П.Ч.» стояла под «заметульками».

Иногда четвёртая полоса была представлена сразу всеми этими псевдонимами.

Подпись «Чернова» ставилась под близкими её сердцу материалами.

Её самый любимый спектакль — «Жизель». Безумная самоотверженная любовь Жизели. Чувство, которое сильнее смерти. Иногда мне кажется, что Жизель — это потайное пространство души самой Татьяны Петровны. Незаметное в будни. Но отчётливо ощущаемое в её публикациях. Она, как Жизель, ведома Чувством. Сильным, всепоглощающим.

Помню, она была спецкорром «Вечёрки» в Москве на одном из всесоюзных конкурсов артистов балета, когда Людмила Павловна Сахарова со своими ученицами там выступала. Никто в редакции о балете не знал столько, сколько Чернова, поэтому в её материалы не вмешивались. Но претензии высказывались. Мужчинам-журналистам хотелось получить какую-то логику: как так наши балерины оказались «впереди планеты всей»? А в текстах сквозила эйфория конкурсной борьбы, восторг победы. На «летучке» её за балетные репортажи похвалили, однако пожелали на будущее больше внимания уделять аналитике.

Это сейчас, задним умом можно понять, что высказывались претензии абсолютно бесполезные. У Татьяны Петровны логика всегда присутствовала. Это была логика незаурядных чувств.

Особо характерны для логики чувств были её эссе в «Вечёрке», посвящённые разным месяцам года. Она, можно сказать, изобрела новый жанр, сообщая читателям о том, какая их ждёт в ближайшем месяце погода. Сухие фразы метеорологов о похолодании или потеплении, приближении антициклонов или, наоборот, об их уходе с территории Прикамья, были одушевлены. Каждый месяц года приобрел под её рукой характер, историю жизни, которая перекликается с поэтическими строками и жизнью человека. Там летом «солнце падало в ладони», в августе, «на излете лета зреют яблоки и взрослеют дети», в октябре главная героиня — рябина, и «пожар её алых гроздьев — напоминание о том, что может случиться с каждой из нас в позднюю пору жизни» и т. д.

Календарь природы соотносился с календарем жизни человека, использовалась народно-поэтическая лексика, фразы содержали восклицания и вопросы — всё это, что называется, читателей «брало за душу».

А теперь представьте, как могло воспринимать такую концентрированную женскую лирику мужское большинство литературных сотрудников редакции, представители которого пишут корреспонденции о протёкших трубах, неубранных дорогах, важной стройке очередного промышленного гиганта или об агрокомплексе в Кондратово. Или партийную публицистику с очередного пленума. У наших мужиков сводило скулы от возмущения. Разве это журналистика?! Критиковали на «летучках» Татьяну Петровну: зачем так пишет? Её заведующего: зачем пропускает такое в номер? Главного редактора: зачем эту «муру» разрешает ставить? Короче, однажды большинством голосов решили больше не ставить на полосе эти «эмоции».

Тогда никто из нас не имел понятия о гендерной журналистике, и само слово «гендер» не знали. И не представляли, что имеет право на жизнь женская проза и женская журналистика. Что можно публиковать просто тексты, в которых логика чувств преобладает над рациональной логикой, где отсутствует социально-идеологический смысл, но есть созерцательный посыл к аудитории.

Так бы и канула тогда в Лету инициатива Черновой с временами года, но тут вмешались читатели. Они завалили редакцию письмами: почему нет заметок Татьяны Черновой о погоде? Когда выйдут? А Читателя у нас уважали. Через неделю лирика Черновой о погоде вновь появилась в газете. Жизель победила. Мужчины качали головами и говорили, что «народ — дурак».

Кто «дурак» на самом деле, показало время. Сегодня только ленивый не говорит о коммуникативной функции СМИ и необходимости для журналиста обладать талантом общения. Чернова до всех этих современных «открытий» ещё в пору советской журналистики интуитивно стремилась к тому и другому. И достигала цели.

Как-то проводили среди читателей «Вечерки» опрос на тему: чью фамилию они ищут на полосе. На первом месте по количеству набранных голосов оказалась Чернова. Я думаю, люди голосовали за то, чего не хватало в партийных газетах — за живые чувства и человеческую интонацию, в конечном счёте, за «оттепель» 1960-х.

Интересно, что Татьяна Петровна одно время хотела вступить в партию. Такое желание корреспондентов всегда приветствовалось коммунистами первичной редакционной организации. Но Татьяне Петровне они же и посоветовали: заявление не пиши, тебя всё равно не примут… Почему?! Потому, что не подходила она под стандарты и стереотипы советского партийного журналиста. Так и осталась Женщиной, из ряда вон выходящей.

Безусловно, женское начало помогало ей в таком важном для профессии умении, как выстраивание длительных доверительных отношений с источниками информации, порой важными персонами Перми, героями публикаций. Она редко критиковала, но если такое случалось, то умные на неё не обижались.

История её многолетних дружеских взаимоотношений с Людмилой Павловной Сахаровой, которая являлась художественным руководителем Пермского хореографического, знала тайны воспитания балетных звёзд и имела далеко не лёгкий характер, может послужить темой для отдельного рассказа.

Татьяна Петровна быстро нашла общий язык с молодым талантливым режиссёром пермского оперного Георгием Исаакяном, когда он только появился в Перми, и они потом тоже подружились.

У неё были и есть друзья среди артистов, писателей, художников, врачей кулинаров… Всех не перечислить. Зато отметим, что благодаря такому таланту общения она и приносила в газету эксклюзивные материалы.

Чернова умела делать информацию из всего, что ее окружало. Это высший пилотаж для журналиста. У нее всегда было что сказать людям.

Помню, позвонили из драмтеатра и сказали, что спектакль «Постоянная жена» на следующей неделе пройдёт в сотый раз. Понятно, что это может стать событием, что постановку любит зритель, там заняты замечательные актеры Лидия Аникеева, Виктор Саитов, Олег Выходов… А как написать, чтобы было интересно даже тем, кто в театр не ходит? Татьяна Петровна с лету выдает: «Народ думает, что театр — это богема. Давай сделаем так: у каждого актёра есть в жизни своя постоянная жена. Расскажем об их жёнах и спросим, что думают мужья о них, а заодно и про спектакль напишем».

На седьмом десятке лет Татьяна Петровна освоила компьютер, посылала свои журналистские корреспонденции по электронке. И что меня поразило особенно, она перешла на чисто художественный жанр — басни. Они присутствуют в её книге «Такая маленькая жизнь», изданной в 2012 году. Стоит ли говорить, что басня — это сложнейший жанр. Он требует от автора чёткой нравственной опоры, мудрости, а главное, умения мыслить образами. Журналисту, привыкшему к публицистике, бывает трудно перестроить мозги. Ей удалось и первое, и второе, и третье.

Источник